ты - мой

детская страничка кати шерман

р

е

к

л

а

м

а

Раздел "Израиль"

Эвелина Чернова: Мой беременный мемуар

Скопировано из клуба Мама.ру

Больница Вольфсон, г. Холон, Израиль

Думаю, это будет интересно почитать как беременным, так и не очень :) Мучаться сомнениями по вопросу «беременна я или нет» и тревожно ожидать известно чего - это выше моих сил. Точнее говоря, я могу это делать, но в течение очень непродолжительного времени. Я поскакала в аптеку и купила тест на беременность, который бесстыдно заявил об отсутствии оной. Тем не менее, подождав еще пару-тройку дней, я забеспокоилась сильнее и решила все же посетить врача на предмет ультразвуковой проверки. Нет, конечно, сильно удивляться по поводу беременности было бы глупо... Но срок! Когда врач сказал мне, что у меня уже почти 8 недель, у меня случился легкий столбняк. Мало того, что нужно было решить, что же с этим делать, так еще и пережить удивление по поводу столь интересного во всех смыслах положения.

Конечно, я предполагала, что когда-нибудь у меня будет ребенок. Временами серьезно задумывалась на этот счет. Но неожиданная беременность выбила меня из колеи. В своих мыслях я рисовала себе идеальный вариант, когда все хорошо и благополучно во всех отношениях, ребенок планируется, и к этому готовятся, и от врача выходят со счастливыми лицами... А тут - на тебе! Решать надо быстро, но не менее вдумчиво. В первые моменты в голову закрадывалась малодушная мыслишка отложить пеленочные дела на «когда-нибудь потом». Я трусила и очень мучительно раздумывала. В конце концов я подумала, - если мой ребенок решил родиться именно сейчас, как я могу ему это запретить? Но тогда, в начале - я переживала по поводу своего отношения к беременности. Оно было совсем не таким радужным, как о нем любят рассказывать. Я думала о том, что я потеряю свободу, стану зависимой, что на меня ляжет слишком большая ответственность, что у меня испортится фигура, что мало денег и места в квартире... и все такое прочее. Уже на поздних сроках я прочитала в одной книге, что эти мысли, страхи и сомнения свойственны почти всем беременным, а следовательно, мой случай нельзя назвать патологией. Книга была тематическая и, видимо, умная (по крайней мере, очень толстая), поэтому я поверила и успокоилась задним числом.

На 16-й неделе я пошла на очередной ультразвук, и там увидела своего ребенка целиком. Маленький человечек на экране был виден со спины. Козявка сидела на попке, сучила ногами, вертела головой и ощупывала меня изнутри руками. Окончательно меня доконали четко различимые, растопыренные, малюсенькие пальчики на ручках и ее личико в профиль. В тот день, и много дней подряд после этого у меня стоял перед глазами этот экран с человечком. Осознание того, что ЭТО - ВНУТРИ МЕНЯ, долго мне не давалось, и вместе с тем я была просто потрясена до глубины души. Внутри меня сидит живой человек! Осознать это было почти невозможно.

Страхи и сомнения меня посещали и после этого, но, наверное, именно с этого момента я начала любить маленький комочек, поселившийся внутри меня.

Моя беременность протекала на удивление легко. За исключением периодического нытья поясницы, меня не мучило ничего. Мне не известны прелести токсикоза. Меня ни разу не тошнило, у меня не было никаких других неприятных сопровождающих эффектов. Что мне слегка мешало на третьем-четвертом месяце, так это то, что мне постоянно хотелось спать. Раньше, даже если я не выспалась с утра, для меня было немыслимо улечься вздремнуть посреди дня. Теперь же, если я не ложилась днем поспать на пару-тройку часов, я превращалась в совершенно невменяемого человека, просто не соображала, что делаю. Плохо было и то, что как раз в это время стояла адская жара. Я приволакивалась домой с тремя навязчивыми идеями - постоять под душем, поесть и рухнуть спать. Утром просыпалась и первым делом бежала к холодильнику. А ведь раньше мой завтрак составляла чашка кофе или чая. Потом это как-то разом прошло - и аппетит снизился, и сонливость исчезла.

Беременность меня не портила, если верить словам мужа и друзей; а посторонние особи мужского пола не переставали говорить комплименты. В связи с этим я укрепилась в мысли, что многие мужчины только прикидываются, что им нравятся тощие мадмуазели с подростковыми вертлявыми бедрами... Мои бедра таковыми нельзя было назвать и раньше, а тут-то уже тем более. Львиная доля набранных мною килограммов концентрировалась именно в этой области.

Я бубнила Пашке про своего врача - мол, мог бы быть и повнимательнее ко мне, а не отмахиваться просто, что, мол, все в порядке (когда я жаловалась на что-то незначительное). Пашка хихикал и говорил - «Ну что ты в самом деле? Подумай сама, к нему каждый день ходят на полусогнутых отекшие мадамы (*мы таких постоянно встречали в приемной*)... И тут приходишь ты - вся такая красивая, волосы уложены, ногти ухожены, губы накрашены, духами хорошими пахнешь, садишься, закидывая нога на ногу... и начинаешь ему рассказывать о том, как ты страдаешь... Ну ведь смешно даже!»

Чем ближе придвигалась середина беременности, тем внимательнее я к себе прислушивалась, боясь пропустить, не почувствовать первые шевеления человечка. Я не очень представляла себе, как это должно быть, и беспокоилась, что могу не заметить этого исторического момента. Я спрашивала у мамы, у подруг, имеющих детей, - как это? Но кто бы как ни объяснял эти ощущения, - их описать невозможно по определению, понять это может только женщина, которая это чувствовала.

Я вспоминала то, что я видела на экране во время ультразвукового исследования, и все пыталась представить, как же эти движения ребенка должны ощущаться мной.

И вот - 18 августа - свершилось! Я вдруг почувствовала слабый толчок изнутри. Я насторожилась и замерла... Он был настолько легким, что я боялась ошибиться, - не показалось ли мне? Но через несколько минут необычное ощущение повторилось. Меня это настолько взволновало, что я весь вечер чуть ли не приплясывала от возбуждения. Мой ребенок!!! Он живой, он настоящий, он шевелится, и я это чувствую!

Это был, пожалуй, последний переломный момент в моем отношении к... уже не скажу «беременности», - а «к ребенку». Я начала его слушать, ждать его движений, мысленно уже холить, лелеять и разговаривать с ним. Пишут, что разговаривать нужно вслух. Я пробовала. Иногда. Чувствовала себя при этом глуповато. А поскольку я убеждена, что все это должно быть искренне, не наигранно, без всякой фальши, - то я перестала это делать. Я гладила свой живот и «думала ребенку», «думала с ребенком», - ...думала песни, одежки, кроватку, постельку и прочее, день ото дня чувствуя все большую нежность. Иногда я все же обращалась вслух к своему животу, если хотелось. В отличие от разговоров, я себя никогда не чувствовала глупо в те моменты, когда гладила свой живот. Когда в ладонь стучится маленькая пяточка или крутится попка под рукой, и пузико живет словно бы и отдельно, а в то же время неразрывно с тобой связано - это нечто особенное. Козявка, ощутимо шевельнувшись в первый раз, уже не переставала заявлять о себе. Иногда у меня появлялось ощущение, что она никогда не спит, так активно она прыгала внутри. Особенно живо она начинала крутиться как раз тогда, когда я ложилась спать.

Тогда же, еще в период беременности, начали вырисовываться отдельные черты козявкиного характера.

Когда я прикладывала руки к животу, малявка пиналась, крутилась, в общем, всячески старалась заверить меня в том, что после ее рождения мне скучно не будет. Но боюсь, что мои умиления или сетования (в зависимости от силы пинков) по этому поводу даже близким могли казаться надуманными... Потому что очень редко она показывала свой характер кому-то другому. Если к животу прикасалась чья-то чужая, то есть не моя рука, - она тут же затихала и сидела как мышь, до тех пор, пока рука не убиралась, и я не начинала гладить живот сама. Через некоторое время она привыкла к Пашиным рукам и тоже стала его попинывать. Но от рук нашей бабушки, Пашиной мамы, она все равно пряталась почти всегда.

К слову о характере. Именно из-за этого я не могла носить бандаж. Ну очень это нам не нравилось! Несколько раз я все же пыталась натянуть его на живот, но это вызывало такую бурную реакцию, что в конце концов я отступилась, иначе просто рисковала быть продырявленной изнутри.

Мне было трудно сидеть за столом. Если я опиралась на стол животом (а когда живот стал большой, то избегать этого почти не удавалось), то козявка тут же упиралась в этот же стол изнутри меня, - и вежливо, но решительно старалась его отпихнуть. Места ей, видите ли, для маневров не хватало!

Козявкин живой нрав вызывал у врачей умиление, плавно переходящее в усталость... Дело в том, что мне порой было сложно сделать ультразвуковое исследование, т.к. козявка то ли возмущалась вторжением на свою территорию, то ли считала, что все это затеяно исключительно для ее развлечения, - как только мне намазывали живот гелем и начинали елозить по нему этой самой ультразвуковой штуковиной, - мой ребенок тут же начинал играть в прятки-догоняшки. Выглядело это довольно забавно - под кожей на животе поднимался этакий холмик (попка) и начинал туда-сюда бегать кругами. В других местах возникали и пропадали холмики поменьше (пятки). Вот так и брали они (козявка с врачами) друг друга измором, - кто первый устанет и сдастся.

Почти до самого конца беременности мы пребывали в сомнениях по поводу того, кто же у нас родится - мальчик или девочка. Козявка у нас была на редкость то ли вредной, то ли застенчивой, и на каждой ультразвуковой проверке прикрывала коленками все нужные места, либо вообще поворачивалась к экрану попой. Врачи не могли сказать определенно, т.к. разобрать что-нибудь эдакое на экране, когда она совершала свои прыжки, было трудно. И только уже за месяц до родов козявка призналась, что она - девочка. Этот факт был документально зафиксирован, - среди бумаг хранится «фото» с ультразвука, на котором можно различить козявкины... эээ... первичные половые признаки, скажем так.

К концу беременности я уже настолько привыкла к тому, что внутри меня шевелится маленький человечек, что иногда даже думала, что после родов буду скучать по этим необыкновенным ощущениям.

Вообще, честно сказать, беременность мне очень много дала в эмоциональном смысле. Я обнаружила в себе такие запасы нежности, что меня это саму удивляло. Довольно часто я впадала в некое подобие легкого транса, могла подолгу сидеть, поглаживая свой живот, где пинались маленькие ножки, и как бы заглядывать внутрь себя. Мне не было скучно. Мы с козявкой познавали друг друга. По свидетельству «очевидцев», в эти моменты я приобретала глуповато-мечтательно-отсутствующий вид, иногда не сразу реагировала на обращенные ко мне реплики, словом, была полностью поглощена чем-то, доступным только мне одной.

В остальном же я продолжала жить своей обычной жизнью, не меняя привычного режима и не отказывая себе в привычных удовольствиях, благо что козявка меня в этом если и не поддерживала, то, по крайней мере, не мешала. До самых родов я активно наслаждалась всеми доступными радостями жизни.

Близился Новый год. Я думала, - интересно, встречу ли я его дома с бокалом шампанского или уже буду на больничной койке? Дело в том, что примерную дату родов мне определяли на 31 декабря, что служило неизменным поводом для шуток. Но вот настала заветная дата, а козявка так и не торопилась на свет Божий. В этот день с утра я наведалась в медицинский центр, прошла очередные проверки, получила строгий наказ придти через 2 дня, если не рожу... и благополучно удалилась восвояси.

Новый год мы встретили дома, а потом пошли в гости. Лифт не работал, и пришлось пешком телепаться на шестой этаж. Учитывая кошмарное количество килограмм, которое я набрала за время беременности, мне было довольно тяжело нести свое пухлое тельце по ступенькам. Отдуваясь на каждом пролете, я трусливо думала - а ну как сбудутся предсказания врачей насчет срока? Но все прошло благополучно... в смысле, не сбылось.

Однако время шло, а в роддом меня так и не тянуло. Уже опустился живот, но кроме этого, никаких признаков приближающихся родов не было. Когда я приходила к врачу (а на этом сроке меня начали проверять каждые два дня), меня спрашивали - ну чего ты там, рожать передумала, что ли?.. Пугали тем, что еще немножко, и меня отправят делать стимуляцию. Я отмахивалась и объясняла всем, что мой ре6енок лучше всех знает, когда надо родиться.

Тем не менее, на этой почве я начала страдать легкой степенью помешательства. Я боялась, что меня «прихватит» где-нибудь не дома. У меня с собой всегда были все мои документы - удостоверение личности, медицинская карточка, данные всех ультразвуковых проверок, анализов и прочее. Слишком далеко от дома я старалась не удаляться, если была одна.

Чаще всего я ездила в медицинский центр. Ехать туда надо было на автобусе в Ришон-ле-Цион из Бат-Яма, весь путь занимал минут 40. Я выходила из дома с мыслью: а вдруг у меня где-нибудь по дороге, например, в автобусе, воды отойдут?! И что, я в мокрых джинсах буду?! Будто я описалась?! Ясное дело, учитывая мое пузцо, никто бы и не подумал, что со мной конфуз произошел, - а скорее всего, просто вызвали бы мне скорую или помогли бы поймать такси. Но это меня все равно занимало чрезвычайно.

Чем больше времени я «перехаживала» свою примерную дату родов, тем сильнее становилась моя паранойя. Например, вечером я обнаруживаю, что мне необходимо сделать маникюр. Возиться неохота. Ладно, думаю, сделаю завтра. Потом в голову приходит мысль - а вдруг я ночью рожать начну, так что, - я так и поеду с ободранным лаком в больницу?! - После этого я садилась и делала маникюр.

Выходя из дома, я косилась на свою приготовленную больничную котомочку, сиротливо стоящую в уголке и ожидающую своего часа. Она была не то чтобы очень тяжелой, но все равно ж не будешь таскать с собой. У меня в кармане всегда было достаточно денег на такси, чтобы в случае чего заехать домой за своим рюкзачком и отправиться в роддом.

Я постоянно тревожно прислушивалась к себе, все время ждала, сама толком не зная чего - в смысле, я ж не знала, как именно всякие эти признаки проявляются, и страшно боялась их пропустить.

Словом, к тому времени я уже совершенно извелась и мне хотелось родить побыстрее - только чтоб не мучиться этим ожиданием.

11-го января утром я опять пришла к врачу, он похихикал насчет того, что я ему уже надоела, и дал мне направление в роддом. Все показатели были по-прежнему хорошие, признаков так никаких и не было. «Стимулироваться» я по-прежнему не желала. Мы с Пашкой решили, что рожать мы пойдем завтра, а сегодняшний вечер проживем в свое удовольствие. Сходили в парикмахерскую, потом по магазинам, - купили всяких вкусностей, - от конфет и мороженого до соленой рыбы и пива. Дома нас ждали несколько кассет с хорошими фильмами. В общем, следующие сутки обещали быть домашними и приятными...

Пришли домой... Я стерла лак с ногтей, чтобы их заново накрасить (к тому моменту это уже стало навязчивой идеей), и обнаружила, что на ногте большого пальца невесть откуда появилось большое белое пятно. К обновке, - подумалось мне... (кстати, это пятнышко так же таинственно исчезло с ногтя когда-то после родов).

Тут я почувствовала, как низ живота тихонько, но настойчиво заныл. Это быстро прекратилось, но через полчаса повторилось снова. Я говорю Пашке - надо быстрей начинать пить пиво, а то чует мое сердце неладное. И вот, когда уже принесли пиво из холодильника, откупорили его, воткнули кассету в видик... - обнаруживается, что у меня отошли пробки. А следовательно, до родов не так уж далеко. И то, что у меня низ живота болел - так это просто схватки начинаются потихоньку.

В общем, я поняла, что пива нам сегодня уже не попить и фильм не посмотреть, надо вызывать такси, брать мой пресловутый рюкзачок со всеми необходимыми вещами, и ехать в больницу. Забегая немножко вперед, скажу, что потом я пожалела о торопливости - можно было еще и пива попить, и фильм посмотреть.

Приехали мы в больницу вечером, в начале девятого. В приемном покое родильного отделения было много народа, беременного и не очень (к последним я отношу родственников). Дежурный врач и медсестры носились запаренные туда-сюда, рожениц было много. Кстати сказать, это была ночь после полнолуния, а говорят, что полнолуние влияет на эти дела.

Меня осматривали несколько раз, готовили документы, делали еще что-то, все это перемежалось ожиданиями врача, который бегал туда-сюда... Время шло, мы уже с ног валились, промежутки между схватками у меня сократились до 10-15 минут, поясница болела невыносимо... а мы все сидели на стульях и ждали, когда же меня определят на койку. Жальче всего было времени, т.к. я понимала, что с каждым часом у меня все меньше шансов поспать или хотя бы просто полежать, отдохнуть. Иногда мы выходили в коридор, покупали в автомате кофе или сок... Мне было страшно там оставаться, когда уйдет Пашка. Мне казалось, что эта суматоха в приемном покое и то, сколько нас там мурыжат - показатель пофигистичного отношения. Хотелось спать и плакать, не знаю, чего больше. Наконец, документы все были готовы, пришла какая-то тетка, увидела, как я передвигаюсь (меня как раз опять прихватило), держась одной рукой за поясницу, другой за живот, а Пашка держит меня под локоть. Она говорит - мол, раз такое дело, надо ждать санитара, чтобы он тебя на каталке отвез. Мы спрашиваем, а долго ли его ждать. Она пожимает плечами, - не знаю, как освободится, может быть, через полчаса, может быть подольше. Перспектива проторчать в холодном коридоре еще неизвестно сколько времени придала мне бодрости, я зашевелила ногами быстрее, и мы пешочком пошли по каким-то переходам.

К тому моменту, когда я попала на койку, было уже около четырех часов утра. Пашка помог мне переодеться и ушел домой спать. Я рухнула на постель, но поспать мне особо не удалось, т.к. схватки продолжали повторяться через 10-15 минут, и я только немножко дремала в промежутках.

12 января с 8 утра началось все сначала, меня осматривали Бог знает сколько раз, - ультразвук, давление, кардиограмма и прочая дрянь. Раскрытие у меня было небольшое, - 1,5 см.

Периодически мне кто-то звонил, при этом попадали как раз в моменты схваток. Телефон я не отключала, ждала звонка от Пашки.

Когда позвонил очень интересующийся и сопереживающий процессу Димка, и начал мне рассказывать про какую-то там тетку с его работы, которой рожать было не больно и которая во время схваток танцевала, мне ужасно хотелось на него рявкнуть, чтобы не говорил ерунды, но рявкать сил не было. Я тихо захлюпала носом, невпопад попрощалась и положила трубку.

К обеду раскрытие увеличилось до 2 см. Меня в очередной раз осмотрели и решили, что меня «пора брать». Пришел здоровенный парень-санитар, затащил меня на каталку, и мы поехали. Мне опять стало страшно. А когда он выкатил меня из лифта ногами вперед, я уже даже не удивилась.

Возле родильного блока уже ждал Пашка.

После еще одного часа всяких процедур и осмотров меня, наконец, отвели в комнату, где я должна была рожать, и уложили под капельницу. Как объяснила тетя-врач, - меня надо было все ж таки «стимульнуть», т.к. процесс продвигался слишком медленно.

Лежала я до самого вечера. У меня затекло все, что могло затечь... а точнее - все, кроме головы. Лежать в одном положении несколько часов было неудобно, но вертеться было нельзя.

Пашка сидел в удобном на вид кресле рядом со мной, оказывал мне моральную поддержку и время от времени заразительно шебуршал конфетными обертками. Я к тому моменту не ела уже около суток, но есть не хотелось. Хотелось пить. Пить не давали. Но врач разрешила почмокать кислым леденцом.

Я веселила мужа в меру моих скромных способностей. Например, он долго хихикал над тем, как я рассматривала свои ногти, сокрушалась над одним из них, все-таки слегка поцарапанным, и сама себя утешала тем, что лак бледно-розовый, а посему ободранность не слишком бросается в глаза.

Потом я строго диктовала ему список того, что мне нужно принести завтра. Когда он дошел до пунктов «пилочка, пинцет, крем для тела», - тихое недоумение на его лице сменилось приступом смеха. Я искренне не понимала, почему он смеется, и настаивала на том, что это мне необходимо завтра же с утра.

Часа за два до родов было уже совсем больно, я совершенно отупела к тому моменту, о пинцете и пилочке для ногтей мне уже не думалось. Я попросила дать мне обезболивающее. Пришел врач, зачем-то выгнал Пашку курить. В процессе он обзывал меня «зая», «солнышко» и кокетливо сетовал на свой преклонный возраст, который, по его словам, являлся единственной препоной для флирта (между тем он был старше меня максимум лет на семь).

Примерно в 19:45 схватки стали почти непрекращающимися и очень сильными. Мы позвали врача. Она посмотрела меня и удовлетворенно сказала - ну, все, давай начинай тужиться, скоро родишь.

Тужились мы старательно, под крики врача «Еще, еще, еще!». Я боялась, что у меня выпадут глаза или сломаются челюсти (в промежутках между схватками я обнаруживала, что стискиваю зубы). Пашка держал меня за руку, точнее, - я вцепилась в нее мертвой хваткой. Врач еще раз сказала: «Ну, давай еще!» - Я глубоко вдохнула, напряглась и... «Голова родилась, Линка!» - сказал мне Пашка. Врач спросила, хочу ли я потрогать, но я трусливо помотала головой.

Вспомнились рассказы о том, что «рожать плечики» тяжело и больно. Но я плечики не очень-то и рожала, они как-то сами вышли... После того, как родилась головка, я почувствовала, как тельце ребенка повернули и оно как-то сразу само из меня выскользнуло.

«Девочка. Время 20:16» - сказала врач. И я услышала, как вякнула моя малявка.

Я с трудом разжала занемевшие пальцы, которыми держалась за ручки кресла и за Пашку, расслабилась и почувствовала, что у меня дрожит каждая жилка.

Через минуту мне положили на грудь мое маленькое чудо. Она была такая теплая, нежная, так сладко пахла, сопела, кряхтела, ворочалась у меня на груди, трогала меня растопыренными крохотными пальчиками. Потом она чихнула, - смешно, как котенок. И тут я поняла, что плачу, потому что щеки и даже шея у меня были мокрые.

Потом нашу девчонку взвесили - она родилась 2,960 (а Апгар 9/10) - и запеленали, приготовили уносить в отделение для новорожденных. Она лежала, закутанная, как в коконе, молча хлопала глазами, сделав ротик грустной подковкой, а я смотрела на нее и не верила.

После родов (кстати, забыла сказать, - я счастливо избежала и разрывов, и разрезов, которыми меня пугали знакомые девчонки) я почему-то двое суток практически не могла спать. Спать хотелось, но заснуть не удавалось. Я лежала, прислушивалась к себе и - странное дело! - ощущала в себе некие фантомные шевеления. Сначала они воспринимались как должное, и только через мгновение я осознавала, что внутри шевелиться-то уже некому.

Мне зачем-то ужасно хотелось встать с кровати, но когда утром мне это разрешили, я поняла, что ночью я свои силы явно переоценила. Передвигалась я осторожненько на полусогнутых, потом стала чуть бодрее. Хотя, конечно, еще несколько дней чувствовала себя хронически уставшей.
Пашка приходил ко мне утром или к обеду и сидел у меня до вечера. Он приносил мне чай в термосе и всякую вкусную домашнюю еду, мы это вместе поедали. В палате, кроме стульев для посетителей, было еще одно большое удобное кресло с высокой спинкой, которое мы оккупировали, утащили в мой закуток за занавеску, и Пашка в нем жил (у меня было «козырное» место, возле окна).
Несколько раз в день я ходила на кормление в детское отделение. Молоко у меня появилось не сразу (через пару дней), кормили из бутылочки, но я приходила ради того, чтобы подержать Майку на руках, поцеловать пушистую светлую головку, вдохнуть ее запах. Каждый раз я сидела там все дольше, а уходить было все труднее. Со второго дня мы стали забирать Майку к себе в палату. Она тогда еще не знала, что можно капать родителям на нервы, и спокойно спала или просто тихонько лежала. А мы с ней знакомились - рассматривали ее, изучали. Я вспоминала, как читала о том, что «для большинства родителей первый ребенок - самая удивительная игрушка, которую они видели».

P.S. Забавности после родов (кроме фантомных шевелений): чувство кайфа от возможности спать, поджав коленки к животу и непривычная близость с мужем во время объятия (раньше мешал живот)... :)